Теория соблазнов

Относиться к сексу легко — вот чему учит нас современная культура. И в этом даже есть своя правда. Но ровно до того момента, когда приходит любовь и с ней отношения, которыми ты дорожишь больше всего на свете.

Сказать по правде, я долгое время не понимала, откуда столько сложностей – страхов и сомнений вокруг такой простой и естественной штуки, как секс. Взгляды на эту область человеческих отношений у меня всегда были по-взрослому ровные. Прекрасно помню, как я решила потерять девственность. Мне тогда исполнилось 15, а юноши на меня заглядывались в основном студенческого возраста. Прогулки в парке, целования до одури, но дальше – ни-ни. Один из ухажеров внес ясность: слишком уж большая ответственность.

И вполне ожидаемо переметнулся к сверстнице, с которой можно было вести себя посмелее. Собственно, тогда я и поняла, что от этой обузы – невинности – надо срочно избавляться. Эта миссия выпала на моего одноклассника Сережу. До сих пор помню, как он перенервничал. Вообразите себе ситуацию: одноклассник с трясущимися руками и я, которая начальственным тоном говорит ему: «Да не переживай ты. Приходи завтра в 5 – мамы с папой не будет». И откуда во мне было столько самонадеянности?

Не подумайте, что я с малолетства пускалась во все тяжкие. Разумеется, я и влюблялась, и писала дурацкие стихи, и рыдала под аккомпанемент баллад Бон Джови. Но вопрос — быть сексу или нет — в большинстве случаев решался положительно: мне несложно, бойфренду приятно. Разумеется, я в курсе, какими нелестными эпитетами обычно награждают таких вот «молодых да ранних» и в чем ищут причину распущенности. Но я была не из «трудных подростков». Училась на «4» и «5», имела полный комплект любящих родителей. Кроме того, голова у меня всегда была плотно прикручена к плечам, так что, слава богу, обошлось без беременностей, заболеваний и прочих побочных эффектов раннего созревания.

Сейчас я понимаю, что в те времена мне не столько был нужен секс, сколько я хотела чувствовать себя особенной. А предпосылок к этому было мало: обычная внешность, средний достаток в семье, стандартные подростковые комплексы. Мой «взрослый» имидж привлекал внимание мальчиков и вызывал завистливый интерес подруг. Классе в 11-м я и правда чувствовала себя самой популярной девочкой в школе.

Итак, десять лет моей жизни прошли под девизом «Секс как лучшее средство коммуникации». Это было мое персональное открытие, которое работало безотказно. И чем старше я становилась, тем меньше мне хотелось набивать себе цену и заставлять мужчин ухаживать. Нравится ли мне парень настолько, чтобы допустить его к телу, я обычно понимала в первые пять минут общения. И, вопреки стереотипному мнению о женщинах, старалась не отсрочить момент близости, а, наоборот, ускорить его наступление. Ведь, если вдуматься, что хорошего во всех этих «невинных» свиданиях? Изматывающие своей бессмысленностью вечера, когда два малознакомых человека умирают от неловкости, изобретают темы для беседы и хорошо отрепетированным тоном пересказывают свои «фирменные» истории?

Единственный вариант преодолеть это состояние отчужденности – заняться любовью. После секса обычно и разговор получался непринужденнее, и сразу становилось понятно, будем мы вместе или нет. Сколько раз я слышала печальные истории подруг о том, как месяц-два они встречались, и все вроде бы было хорошо, но первый секс получился настолько «ни о чем», что о продолжении отношений и речи идти не могло...

Доказательство любви к партнеру для меня заключалось в том, чтобы тщательно скрывать свои похождения. Отношениям это шло только на пользу.

Молодые люди, ясное дело, не противились такому стилю общения. Более того, даже в длительных отношениях я умудрялась гнуть свою линию. Было достаточно фразы: «Дорогой, я не требую от тебя клятвы верности», чтобы прочесть в глазах юноши облегчение. Возможно, причина заключалась в том, что оба моих гражданских мужа были примерно одного возраста со мной и, как следствие, страшились идеи моногамии. И мне она казалась, мягко говоря, угнетающей. Единственная заповедь моего персонального кодекса чести гласила: «Каждый живет так, как ему удобней. Главное, делать все так, чтобы не расстраивать близкого человека». Лично для меня доказательство любви к партнеру заключалось в том, чтобы тщательно скрывать свои похождения и всегда возвращаться «в гнездо». Отношениям это, кстати, шло только на пользу. Легкие угрызения совести я компенсировала как могла – вниманием, заботой, лаской. И, судя по тому, сколь регулярно у моих мужей случались «приступы нежности», они жили по той же схеме.

Если вынести за скобки реплики завистниц, чья жизнь по сравнению с моей напоминала пресный кисель, я постоянно получала подтверждения своей правоты. Взять хотя бы подругу Лену, которая была старше меня на 15 лет. «Тогда это было нормально – хранить девственность до загса. Так что соглашалась я, грубо говоря, на кота в мешке, — рассказывала она. — Несовпадение в плане секса получилось сто из ста возможных. Три года мы промучились, наплодили друг у друга ненужных комплексов, да и разошлись». По ее же мнению, сейчас было правильным жить, как я, – пробовать, выбирать, сравнивать. Кстати, даже моя мама была солидарна с Леной. «Лучше уж нагуляться сейчас, чем потом трепать нервы мужу», — говорила она. С какой стороны ни посмотри, я была права. Неучтенными остались только два момента: что я встречу и полюблю исключительного человека и что прошлое так просто меня не оставит.

Не буду утруждать вас описанием Пашиной внешности, манеры одеваться и разговаривать, но про таких, как он, обычно говорят — «светлый человек». В том, что Паша, в хорошем смысле, инопланетянин, я убедилась, когда речь зашла о его жизни до меня. Случайных связей у него было от силы штуки три, и ни одной своей постоянной девушке он не изменял. Разумеется, я умолчала о количестве своих мужчин и «широких» взглядах на отношения. Да это и не имело значения. С Пашей я начала понимать, каково это, когда тебе нужен только один – твой — мужчина.

Выражаясь терминологией моей мамы, к моменту встречи с Пашей я по идее должна была «нагуляться». По ощущениям именно так и было: больше не возникало необходимости заниматься коллекционированием, подтверждать свою привлекательность. Доходило до смешного: мне звонили бывшие любовники и не могли вникнуть в смысл слов: «Прости, но нет. У меня есть постоянный мужчина». Слишком уж это было на меня не похоже. Да и сама теория про «нагуляться» оказалась гораздо более непростой штукой, чем мне казалось ранее. Главная проблема заключалась во мне: после долгих лет разгульной жизни секс не казался мне чем-то важным. Он был, скорее, жестом вежливости наподобие рукопожатия.

Тот факт, что я все-таки изменила Паше, по идее не должен был повлиять на ход наших отношений. И, если бы он не узнал об этом, та встреча моментально бы выветрилась из моей головы, словно какой-нибудь пустяк. По сути, это был действительно пустяк: просто однажды я встретилась со своим старинным приятелем Сашей и нас обоих слегка занесло. После часа, проведенного в гостинице, Саня вызвался проводить меня до дома на такси. Паша увидел наш последний поцелуй. Я никогда не забуду его взгляд сквозь лобовое стекло, и как я потом бежала за ним, умоляя меня выслушать. Он выслушал и даже поверил, что это был только поцелуй и ничего больше. Но все равно ушел.

Я решила рассказать о себе не для того, чтобы покаяться или получить сочувствие. Тем более в истории с Пашей точка так до сих пор и не поставлена. Мы продолжаем поддерживать отношения, поскольку по-прежнему любим друг друга. Но сколько бы мы ни разговаривали, Паша повторяет: «Я не чувствую, что ты моя». Хоть мне и сложно понять его, я, кажется, знаю, что привело к такому финалу. И, вероятней всего, я не единственная, кто столкнулся с подобной проблемой. Сейчас такое время, когда действительно можно многое – свободно говорить о сексе, свободно заниматься им.

Я видела достаточно женщин, которые живут по принципу: «Удовольствие – прежде всего». Но я не видела ни одной, у которой бы получилось «нагуляться» и создать гармоничные отношения. Раньше про таких говорили – «порченый товар». И что-то в этом определенно есть. Не подумайте, что это во мне заговорило запоздало проснувшееся ханжество. Просто прошлое – особенно чрезмерно богатое, как у меня, — нельзя ни забыть, ни отрезать, ни отменить. Незаметно и по чуть-чуть, но ты неизбежно теряешь что-то важное. И если девственность при желании можно восстановить, то чистоту ощущений никакой хирургической операцией не вернешь.