Отношение к ревности в нашем обществе амбивалентно. С одной стороны, это ожидаемое чувство — отсутствие ревности трактуется как безразличие. С другой стороны, его стыдятся, переживают как страдание, им объясняют насилие.
Согласно выводам эволюционных психологов, ревность — это часть эволюционной стратегии удержания партнера. Ведущий эволюционный психолог Дэвид Басс обнаружил существенные различия в том, как ревность проявляется у мужчин и женщин, и объясняет это разными стратегиями полов.
Так, стратегия закрепления отцовства делает мужчин втрое более ревнивыми, когда дело касается сексуальной связи на стороне, по сравнению с теми случаями, когда речь идет об эмоциональной связи.
Женщины же, эволюционная стратегия которых заключается в удержании партнера и обеспечении себе и своему потомству максимальных ресурсов, куда сильнее обеспокоены эмоциональной и любовной связью на стороне, поскольку в этом случае выше вероятность ухода партнера из семьи.
Эволюционно сформировавшаяся ревность, однако, не всегда достигает своих целей «удержания партнера», а зачастую приводит к обратным результатам. Профессор социологии университета Беркли Алри Хоукшилд еще в 1979 году сформулировала концепцию «правил чувств» — влияния культурных норм на то, как человек чувствует себя в той или иной ситуации.
Так, ревность делится на «здоровую» и «патологическую». Здоровая, «хорошая» ревность, согласно исследованиям социологов, создает ощущение «влюбленности», коррелирует с чувством ценности партнера и стабильностью отношений. Нездоровая же, чрезмерная ревность связывается с собственничеством, тиранией, низкой самооценкой, неуверенностью в себе, низкой эмпатией, тревожным типом привязанности, эмоциональной зависимостью, несдержанностью, преследованием, подозрительностью и насилием.
Амбивалентность отношения к ревности усиливается еще и тем, что часто ее вызывают намеренно, как доказательство собственной важности и востребованности, однако выражать ее допустимо в очень ограниченных и сдержанных формах. Столкновение классического «ревнует, значит любит» с современной культурой личных границ, независимости, установки «мое тело — мое дело» приводят к тому, что, с одной стороны, поводы для ревности даются регулярно, а с другой — ревнующий воспринимается как контролирующий и неуверенный в себе человек.
«Сложность ревности должна остановить нас от сведения этого явления к чему-то одному — “всего лишь доказательство любви” (как было модно до 60-х), “всего лишь неуверенность в себе” (как модно сейчас). Если предположить, что ревность имеет своей целью охрану важных для нас отношений от предполагаемых угроз, то она так же сложна, как а) ценность отношений; б) угрозы для них и с) способы уберечь их от угрозы», — пишет ведущий исследователь феномена ревности, социолог Гордон Клэнтон.
Ценность отношений, вид угрозы и стратегия защиты определяют, как сильно ревность будет выражена в разных обстоятельствах. Исследования показывают, что выражение и переживание ревности варьируется в зависимости от сексуальной активности, наличия потомства, эмоциональной близости и даже владения недвижимостью.
В этом плане интересным кейсом является культура полиамории, которую я рассматривала в прошлой колонке. Полиаморы пытаются создать культуру и идеологию, в которой проблема ревности решается иначе, чем в моногамной модели.
Валери Уайт, исполнительный директор Фонда юридической защиты сексуальных свобод, в своей статье «Гуманистический взгляд на полиаморию» определяет отношения полиаморов как «жизнь по принципу, что возможно любить более чем одного человека без обмана и предательства». Это контрастирует с моногамной концепцией нашей культуры, утверждающей, что иметь сексуального партнера помимо возлюбленного — это предательство, и такая практика ведет к ревности.
Полиаморы, по сути, пытаются переформулировать ценность отношений, создавая пространство для реализации максимального потенциала любви. Терапевт Кэти Лабриола, автор множества публикаций о ревности в полиамории, в своей памятке по управлению ревностью показывает, как полиаморы «переписывают» устоявшиеся убеждения.
Так, например, установка «если бы партнер меня любил, он не хотел бы никого другого» меняется на «мой партнер настолько сильно меня любит, что верит, что наши отношения могут стать шире».
Угрозу для отношений полиаморы пытаются нивелировать созданием новых ритуалов и условий: как говорить, как обсуждать границы. Нежеланность третьего партнера заменяется открытостью и согласием всех сторон, а эксклюзивности отношений противопоставляется глубина эмоциональной близости и комперсия — умение радоваться за другого, а не ревновать его.
«Ревность возникла у меня всего один раз, когда у мужа был не просто секс на стороне, а настоящая такая влюбленность или даже любовь, — рассказывает моя знакомая, которая 14 лет состоит в полиаморных отношениях. — Я начала рассматривать свои чувства как под лупой и поняла, что болит не сердце.
Мое сердце так же продолжало любить мужа, сердцу было все равно, где он и с кем, главное, он жив и с ним все хорошо. А болит — эго. Личность, “я” — такая жесткая структура, составленная из представлений о том, что я есть. И она такая вся в колючках, и она постоянно цепляется за то, что она несовершенна, недостойна, что ее бросили, ее променяли, она всегда была плохая, нелюбимая и так далее. И вот это-то и болит. Это и есть ревность. И когда я увидела всю уродливость этой бесконечной черной дыры, которую моя личность пытается замазать любовью других, мне стало смешно и легко. Господи, было бы из-за чего страдать! С тех пор ревность раз и навсегда меня отпустила».
То, что полиамория создает культуру, руководства и памятки, в которых уделяется активное внимание работе с ревностью, говорит о том, что это глубоко укорененное чувство, противопоставить которому можно системный пересмотр ценностей и высокую осознанность.
Но тот факт, что у одной из субкультур нашелся небыстрый, но реальный ответ «зеленоглазому монстру», дает надежду всем нам. Не всем подойдет полиамория, но инсайты «племени свободной любви» могут помочь и в моногамных отношениях.
Завершить мне хочется словами той же знакомой: «Я живу со своим мужем не потому, что у нас штамп в паспорте, обязательства и договоренности, а потому, что раз за разом выбираю именно его. Подруги как-то спрашивали меня: “Как ты не боишься, что он тебя бросит?” Этот страх и борьба за ресурсы — основа для всех клятв верности. А я не боюсь. Потому что, если он меня “бросит”, значит, я не его женщина, а он не мой мужчина, и нам нечего делать вместе».