Результаты исследования продемонстрировали неоднозначное отношение мужчин к отказу: выяснилось, что 47% опрошенных не считают отказом, когда женщина говорит открыто «нет». Стоит ли делить людей на насильников и жертв, что на самом деле кроется за привычкой игнорирования отказа и почему мы соглашаемся на то, чего не хотим
Наиболее яркие цифры демонстрируют отношение мужчин к отказу: 47% опрошенных не считают отказом, когда женщина говорит открыто «нет».
Если же слово «нет» и вовсе не прозвучало, даже при активном сопротивлении со стороны женщины 39% мужчин считают это флиртом, а 7% — согласием на сексуальный контакт. Тут надо оговориться, что исследование было составлено не вполне корректно.
Впрочем, это не отменяет важности основной темы, которая регулярно поднимается в век #Metoo и сексуальных скандалов, — культуры согласия. О ней говорится все больше, и существует множество замечательных ресурсов, которые помогают уяснить, что является и что не является согласием на секс.
Однако в данной области несколько больше нюансов, чем «нет значит нет» или «да значит да».
И, прежде чем мы объявим половину населения насильниками, а вторую половину — жертвами, мне хочется поговорить об этих нюансах — о том, что стоит за привычкой игнорировать отказ, соглашаться на нежеланное и не спрашивать согласия.
Умеем ли мы слышать «да» и «нет»?
Не касаясь даже таких вещей, как гендерная социализация девочек и мальчиков, которая делает первых покладистыми, а вторых — напористыми, есть и более глубокое, эмпирически доказанное и имеющее эволюционное происхождение когнитивное искажение, о котором я упоминала в прошлой колонке.
Мужчины демонстрируют чрезмерный оптимизм, трактуя выражение дружелюбия как сексуальный интерес, женщины же чаще имеют искажение в обратную сторону, расценивая сексуальный интерес как дружелюбие.
Более того, женщины неосознанно запутывают свои сексуальные сигналы, посылая двойные или сомнительные послания.
Смысл этой «фичи» — вынудить мужчину проявить свои возможности и ресурсы. В результате этих настроек женщины и мужчины регулярно неверно понимают друг друга — и это не досадная ошибка кучки насильников и хамов, а особенность брачных игр хомо сапиенс, которую полезно держать в голове.
Умеем ли мы говорить «нет»?
Я понимаю, что такая постановка вопроса может вызвать сопротивление и быть воспринята как передача ответственности отказывающему. Поэтому мне важно подчеркнуть, что ответственность за насилие всегда несет насильник. Неумение сказать «нет» не оправдывает насилия, однако умение сказать «нет» — важное и полезное.Немногим из нас повезло вырасти в семье и обществе, где с детства наше «нет» уважали, а не сопровождали фразами типа «что значит нет?», «не перечь матери», «кто тебя спрашивает!», «марш, я сказал!» и так далее.
Иногда страх сказать «нет» — это не столько страх агрессии, сколько привнесенный из детства страх разочаровать, страх показаться глупой, обидеть, вызвать неловкость и просто неумение озвучить «нет» так, чтобы не проваливаться в стыд.
«Давай не сегодня», «Я сейчас не хочу», «Это не мое», «Ты мне важен, но к сексу я пока не готова», «Спасибо, пожалуй, нет», «Это не входило мои планы, извини», «Нет, боюсь, у нас не получится», «Мне нужно немного больше доверия, чтобы такое попробовать», «До этой стадии мы еще не дошли» — звучат хорошо и понятно на бумаге, но почему-то часто застревают в горле.
«Ты знаешь, мне сложно отказывать, поэтому я попробую быть смелее и скажу “нет”».
Умеем ли мы принимать отказ?
Опять же многие ли из нас в детстве на «хочу мороженое» или «не хочу в школу» слышали не «обойдешься», «ишь чего захотел», «на, подавись», «хватит канючить», а «я понимаю, что тебе очень хочется, мне очень жаль, что сейчас время обеда и мы не едим сладкое, может быть, в другой раз».
В детстве отказ был чаще всего приправлен тычками, унижением, насмешкой — и продолжает вызывать эти же чувства.
Исследования животных показали, что сексуальное отвержение вызывает реакцию непосредственно в лимбическом (рептильном) мозгу на нейронном и молекулярном уровне, а мужчины переживают подъем агрессии при отказе женщины, к которой они испытывают сексуальный интерес.
Ощущение разочарования от отказа в сексе длится в три раза дольше, чем радость от согласия.
Умение слышать «нет», реагировать на «нет» и отвечать на «нет» экологично — тоже вопрос навыка.
«Никаких проблем», «Конечно», «Спасибо, что дала мне знать, где проходят твои границы», «Спасибо, что заботишься о себе», «Если захочешь, мы можем вернуться к этому в другой раз», «Ничего страшного, я все равно тебя люблю», «Ты не сказала “да”, поэтому я посчитаю, что это “нет”» и «Я не очень рад ответу, но мне приятно, что ты доверяешь мне достаточно, чтобы это сказать» — подобные фразы могут сделать многие ситуации отказа не только более терпимыми для обеих сторон, но и собственно продвинуть пару в сторону выстраивания близости и доверия.
Знаем ли мы, чего хотим?
Когда от сексуальной химии теряется разум и связность речи, ответ на вопрос «хочу ли я» часто ясен без слов. Так же как когда мы испытываем резкое отвращение к самой идее интимного контакта с человеком. Сложности начинаются посередине, в серой зоне.
Чтобы ответить на вопрос «хочу ли я», необходимо иметь два навыка:
- - Слышать себя.
- - Слушать себя.
Это говорит об отсутствии связи с собственными сенсорными ощущениями, отсутствии привычки себя слушать и доверять своим собственным сигналам. И все это идет из детства.
«Мама, я замерз? — Нет, ты хочешь кушать» — в этом анекдоте квинтэссенция игнорирования и отрицания чувств и ощущений, которую большинство из нас переживали в детстве.
С самых первых дней, когда младенца хватают, целуют, передают родственникам, вытирают, моют, кормят и одевают, чуткость к его ощущениям начинает постепенно передаваться от родителей к ребенку.
Надо мной смеялись, когда я спрашивала у полуторагодовалой дочки: «Можно взять тебя за руку?», «Я вытру тебе нос, хорошо?», — и косо смотрели, когда я становилась на ее защиту: «Она сейчас не хочет обниматься». Здоровые телесные границы начинаются именно там, в ежедневном обозначении их взрослыми все детство.
Сложно научить подростков, что хватать другого и трогать другого без разрешения нельзя, если все предыдущие 14 лет их хватали, трогали и целовали, не спрашивая согласия.
Мне лично понадобился период осознанной сонастройки с собственным телом, чтобы выяснить ответ на вопрос, хочу ли я сейчас секса. И за это знание себя никто, кроме нас самих, не может нести ответственность.
Но и этот вопрос «хочу ли я» — не единственный и недостаточный. Когда рука мужчины плавно соскальзывает с талии ниже или когда мы говорим «поехали к тебе», на что мы соглашаемся?
Секс может быть беспорядочным, нелогичным, спонтанным, а хороший секс — тем более.
Иногда мы понимаем, что нам на самом деле нравится в процессе, будь это шлепки, грязные слова или укусы. Иногда мы даже не знаем, что нам на самом деле нравится, пока не попробуем, — и это создает в сексе массу серых зон. И найти путь к этическому сексу в этих серых зонах, не обкладываясь бумагами и дисклеймерами и не сводя сексуальный контакт к черно-белому миру «насильник — жертва» непросто.
«Согласие — слишком низкая планка. Нам легче говорить о виктимизации женщин, чем об их удовольствии», — замечает Пегги Орнстейн, автор книг по сексуальному просвещению девочек.
Сказав «да» сексу, какому сексу мы говорим «да»? Можем ли мы поговорить о собственном удовольствии, о том, что мы хотим и как мы хотим, что нужно нашему телу для оргазма и «как хочет женщина» в нашем лице — до, в процессе и после? Можем ли мы поговорить с нашими дочерьми и сыновьями об этом — о качестве секса, об удовольствии, о неидеальности, об ошибках, о коммуникации, а не только о том, было ли четкое «да»?
В конце концов, если лучшее, что мы можем вспомнить о сексе, — это что «он был по согласию», то нужен ли такой секс?